Поначалу моджахеды хорошо обращались только с длинноствольными винтовками. «Духи» действительно мастерски стреляли из этих устаревших, но весьма эффективных английских ружей. Много наших ребят «грузом-200» отправились на родину после снайперских выстрелов из засады.

Потом «духи» стали постепенно овладевать и нашим, советским оружием. Особенным почетом у них пользовались автомат Калашникова и ручные противотанковые гранатометы. Кое-что доставалось им в качестве трофеев, но большую часть оружия «духи» получали из-за рубежа.

Это было китайское оружие, производимое по советским лицензиям. Жиган мог поклясться, что по колонне стреляли из китайских гранатометов.

Прежде чем отправить специальную группу для очистки кишлака, командование отдало приказ «вертушкам» поработать над этим районом. Если на холмах, окружавших кишлак, и были «духи», то их наверняка уничтожили. Те же, кто уцелел, забились в норы или разбежались.

Во всяком случае, до сих пор со стороны холмов не прозвучало ни единого выстрела. Группа приближалась к кишлаку на нескольких БТРах в сопровождении двух боевых машин пехоты.

Вообще-то сил было маловато для такой операции. Но командование почему-то решило, что группа и в таком составе справится с поставленной задачей.

Небольшой кишлак будто вымер. Большинство жителей наверняка ушли в горы, те же, кто остался, и нос высунуть не смели.

Группа прочистила почти весь кишлак. Любой подозрительный шум, шорох – во двор или подвал сразу же летит граната.

Треск разрывов, свист осколков, автоматные очереди, почему-то больше похожие на трели телефонного звонка.

Отряд вступает на небольшую площадь, где возвышается мечеть с минаретом.

И тут из мечети начинает бить пулемет. Первая очередь – длинная, косит сразу нескольких бойцов. Отряд залегает, прижимаясь к заборам, некоторые заползают во дворы.

Длинная очередь сменяется короткими, прицельными. Стонут, бьются в конвульсиях раненые. Рядом с Жиганом лежит с простреленной головой лейтенант Егоров – командир отряда. Кто-то громко кричит матом, отстреливается.

Пулеметчик на мгновение затихает. Но стоит кому-нибудь из солдат высунуться, очереди возобновляются снова.

«Духа» можно обойти, но для этого нужно прикрытие.

– Я пойду, – вызывается Жиган.

Кто-то из наших лупит по мечети из гранатомета. Граната, прочертив за собой яркий огненный след, взрывается с оглушительным треском. В это время Жиган перебегает самый опасный открытый участок перед мечетью. Он прижимается к стене и ждет.

Стучат «калашниковы», пули щелкают по стенам, выбивая кирпичную пыль.

Жиган снимает с пояса гранату, вырывает зубами кольцо и бросает «лимонку» под дверь мечети.

Ба-бах!

От разрыва звенит в ушах. Одна половина двери выбита, другая повисла на петле.

Рискуя попасть под огонь своих, Жиган вскакивает и с автоматом наперевес влетает внутрь. Заметив какое-то шевеление наверху, на невысокой галерее, он выпускает туда половину рожка.

Раздается вскрик, заглушаемый треском выстрелов. С высоты нескольких метров на усыпанный кирпичными обломками пол падает человек. Жиган подскакивает к нему, намереваясь добить лежащего в упор.

Душман лежит неподвижно. Его рваный грязный халат покрыт пятнами крови, слипшиеся спутанные волосы скрывают лицо.

Но душман еще жив. Он едва слышно стонет и поднимает руку. Держа в руках автомат и готовясь в любое мгновение спустить курок, Жиган осторожно подходит к душману и переворачивает его на спину ногой.

Грязные волосы откидываются в сторону, и Жиган видит перед собой… Не может быть! Нет, это невозможно!

– Игнат! – кричит он. – Что ты здесь делаешь?

Помимо воли он опускается на колени и кладет в сторону ставший ненужным автомат.

– Как ты здесь оказался?

– Братишка… – Игнат пытается слабо улыбнуться потрескавшимися губами.

– Не умирай! – кричит Жиган, прижимая к себе голову брата. – Только не умирай! Слышишь?

Снаружи доносится топот. В мечеть влетают бойцы. Они застают страшную картину.

Над трупом, одетым в окровавленный халат, стоит на коленях Жиган. Одной рукой подняв свой автомат, он выпускает в воздух все оставшиеся в рожке патроны. Пули с визгом ударяются в покатый потолок, рикошетом разлетаются в стороны.

– Что ты делаешь? – спрашивает кто-то после того, как автомат затихает.

– Это мой брат…

Жиган вскочил, вытирая со лба холодный пот. Было уже утро. В окно били первые солнечные лучи, а где-то далеко за окнами тарахтел трактор.

– У, хрень, – пробормотал он, спуская ноги с дивана, – и приснится же такое.

Жиган отправился в ванную, открыл кран, подставил голову под струю холодной воды. Из-за двери донесся телефонный звонок.

«Черт бы вас всех побрал, – вытираясь полотенцем, подумал Жиган. – Кому там не спится в такую рань?»

Он доплелся до телефона, снял трубку.

– Алло.

– Это ты, Константин?

Из трубки сквозь шумы и треск донесся голос Большакова.

– Я, – пробурчал Жиган. – Что случилось?

– Где ты был? Я звонил тебе всю ночь.

У Жигана не было особого желания что-то объяснять, тем более вдаваться в какие-то подробности. Впрочем, Большакову было явно не до этого.

– Что случилось? – пробурчал Жиган.

– Они меня взяли.

– Кто – они? О чем вы?

Некоторое время в трубке слышался лишь треск телефонной линии. Потом Жиган услышал другой голос – низкий, хриплый, с сильным кавказским акцентом.

– Паслушай, дарагой, твой шэф у нас. Харашо меня понял?

– А ты кто такой?

– Это нэ важно. Ты должен привезти нам двадцать пять кусков.

– Сколько, сколько?

– Нэ дэлай вид, что ослышался. Двадцать пять кусков – небольшой лавэ. Если ты привезешь до двенадцати, мы его отпустим. Нэт – будет худо и ему, и тэбе.

– Где же я их возьму?

– Он тэбе все расскажет.

Жиган ощутил сильное желание бросить трубку, но что-то удерживало его – может быть, опасения за судьбу Большакова, а возможно, плохо скрытая угроза в собственный адрес.

– Пусть он вам все расскажет, а вы возьмете деньги.

– Нэт, дарагой, – хрипло засмеялся кавказец, – ты сделаешь все, как мы тебе скажем, и привезешь лавэ.

– Зачем?

– Большие люди хотят с тобой познакомиться.

– Не знаю никаких больших людей, – отрезал Жиган. – И знакомиться ни с кем не хочу.

– Ай-яй-яй, дорогой, как нэхорошо. Тебе честь оказывают, а ты жопой вертишь.

Только страшным усилием воли Жиган заставил себя сжать зубы и не выругаться. Какая-то скотина звонит ни свет ни заря да еще тявкает в трубку.

– Я никуда не поеду, – выдавил он.

– Какой ты жестокий. Настоящий Жиган, да? Ну тогда слушай.

Сначала в трубке донеслась гортанная перебранка, потом раздался истошный вопль. Сомнений быть не могло – кричал Большаков. После этого кавказец снова взял трубку.

– Слышал, да? Это мы ему только кусок уха отрезали. Если будешь упираться, мы ему яйца отрежем. Одно пошлем жене, другое – тэбе. Мы до нее еще доберемся.

Насчет жены кавказец явно блефовал. Еще несколько дней назад, сразу же после наезда на контору кооператива, во время которого пострадал Серега Сафронов, Большаков отправил супругу куда-то на Дальний Восток, к родственникам. Эти родственники жили в офицерском городке на территории воинской части. Даже если бы он не выдержал пыток и сообщил адрес, добраться туда похитителям было бы очень затруднительно.

И все-таки Жиган не мог оставить шефа в беде. Они, конечно, не родственники и даже не друзья. Но если сегодня на призыв о помощи отвернешься ты, то завтра отвернутся от тебя.

– Я хочу поговорить с ним.

– Он сейчас нэ может. У него проблэмы со слухом.

– Дай Большакова, ты! – взбешенно заорал Жиган.

Спустя несколько мгновений в трубке послышался слабый голос шефа.

– Да?

– Что случилось, Андрей Иванович?

– Они отрезали мне мочку уха.

Из трубки донесся грубый смех.